THE MAXIMERON Erotic stories By Guiseppe & Mirriam Becaccio Авторский перевод с английской ру

11.СТРАСТИ НЕПРЕДСКАЗУЕМЫ. Маргарет уже больше 10 дней не ходила в школу: по решению шерифа ей было запрещено покидать дом. Психическое состояние пятнадцатилетней девочки, убившей бойфрэнда матери, надругавшегося над ней, вызывало опасения. Мать Маргарет, Мирэй обзвонила всех родственников и друзей, чтобы найти хоть каую-то поддержку. Но никто не хотел ввязываться в нашумевшую историю.
Молодой адвокат Элизабет Росс, только что начавшая свою частную практику, решила взяться за спасение девочки-подростка. Мирэй обьяснила ей при первой же встрече, что семья вряд ли осилит расходы частной защиты. Правда, больших надежд на успешный результат государственного адвоката, она и не питала. Элизабет Росс, сама когда-то ставшая жертвой насилия маньяка, заключила договор с оплатой символической суммы в 100 долларов. Причём, сроком до совершеннолетия Маргарет. В переводе на обычный язык это означало совершенно бесплатно.
Процесс длился почти полгода. Элизабет переселила Маргарет к себе, перевела её в школу рядом со своим домом и полностью взяла на себя заботу о ней. Вердикт судьи полностью оправдал её усилия: Маргарет получила один год условного срока. Это была победа молодого адвоката. О ней писали почти все газеты. Её приглашали на работу известные адвокатские фирмы. За эти месяцы Маргарет нашла в ней добрую и любящую старшую сестру. Они любили подолгу сидеть по вечерам в гостиной и делиться тайнами. В один из таких вечеров, когда они смотрели вдвоем взятый на прокат диск балета «Риголетто», Маргарет почувствовала на своём затылке горячее дыхание Элизабет. Но не стала поворачивать голову: ей захотелось, чтобы это продолжалось вечно. Но когда Элизабет прикоснулась к её шее своими губами, Маргарет повернула к ней свои губы и прикрыла веки: «Я люблю тебя, Лиз». Это была первая ночь их близости. Со временем эта близость переросла в любовь. Окончив школу, Маргарет стала известным скульптором, а её любимая Элизабет – вначале сенатором, а последние 4 года – государственным секретарём США. На предстоящих праймериз Элизабет Росс была пракатически единственным кандидатом от республиканцев на выборах Президента страны. ___________________________________ Племянница Сэма нагрянула, как снежный град посреди лета: без предварительных бесед на эту тему. Лишь два дня назад позвонила и сообщила дату своего приземления в США. Просила не встречать в аэропорту: мол, не маленькая – сама найдёт к нему дорогу. Но выглядела она конечно бесподобно: вся в дядю Сэма. Заметно подросла с тех пор как Сэм видел её в последний раз, будучи в Израиле: она тогда только пошла в первый класс. Человек посторонний никогда бы не подумал, что ей всего четырнадцать: стройная, с формами созревшими не по годам, запросто могла выдать себя за совершеннолетнюю. Линдзи знала её по фотографиям и пару раз общалась по телефону. Тем не менее, была рада встрече с Зузи. И даже вначале не обратила внимания на два увесистых чемодана: была поражена сходством с Сэмом. Зузи своим поведением, осанкой, фигурой и даже манерой речи была словно повторением дяди. Сэм говорил Линдзи, что Зузи с детства считала его непревзойдённым образцом и пыталась во всём подражать своему кумиру. Линдзи даже не успела спросить о её планах: Зузи их выложила сама. Оказывается, она выиграла конкурс среди юных талантов и была приглашена для учёбы сюда, в американский колледж. Линдзи от восхищения даже вскрикнула. После долгих обьятий, комплиментов, воспоминаний со слезами о матери Зузи, которая погибла в автокатастрофе пару лет назад, Линдзи повела её наверх: там в антресолях была мастерская. В нем было все необходимое: шкаф, стол, стулья, два кресла, широкий диван и даже маленькая душевая. Зузи завыла от счастья и прыгнула с разбега на диван. Диван почти неслышно скрипнул под ней. Этот скрип унёс мысли Линдзи в приятные воспоминания: они с Сэмом обожали этот скрип. «Иди и прими душ, солнышко, ты ведь с дороги». Зузи чмокнула её в щёку и ловко сбросила с себя летнее платье.
Сняла бюстгальтер и удивила Линдзи солидным размером упругой груди. Трусики упали и обнажили почти зрелую попу, стройные бёдра, соразмерные ноги, пушистый лобок. Глаза племяшки Сэма хоть и были чуточку застенчивыми, но как и у дяди - шаловливыми. Линдзи, как профессиональный художник, оценила работу кузена мужа на «пять» с плюсом: шедевр, да еще и с талантливым голосом. Пока Зузи плескалась под душем, Линдзи решила позвонить Сэму и обрадовать его. Сэм знал о её приезде. Но просил не ждать его к ужину: задерживают срочные дела. Линдзи предупредила его, что тоже будет занята пару часов дома в мастерской и надеется, что Зузи найдёт, чем заняться до ужина. Линдзи собиралась продолжить наконец работу над большим заказом из миланского частного музея. К 3-м часам она ждала одного из своих студентов, Джеймса, который согласился позировать ей за умеренную плату. К счастью, Зузи после душа сообщила Линдзи, что у неё назначена встреча с новыми друзьями в колледже, и вернется скорее всего к ужину. _____________________________ Маргарет, окунувшаяся в далёкие воспоминания, не знала, что ей делать с флешкой, которую Сэм вчера забыл в компьютере её покойного мужа. Она успела сделать копию с неё для Элизабет. Вернуть ему флешку через Линдзи, с которой она утром рано вкусно позавтракала, не решилась: не была уверена, что Сэм должен знать об их встрече. После некоторых раздумий, Маргарет позвонила ему. Сэм ответил сразу: будто ждал звонка. Извинился за свою забывчивость, поблагодарил Маргарет и спросил, когда бы он мог заскочить за флешкой. Маргарет предложила через часик: позже она планировала навестить маму. Положив трубку, Маргарет прошла к гардеробу. Она не хотела выглядеть перед Сэмом игривой дамой, напоминающей ему ночь в Сербии. Тёмный брючный костюм сидел на ней строго и соответственно трауру. Не успела она навести последний штрих, как раздался дверной звонок.
Сэм выглядел несколько растерянным и взьерошенным. «Заходи, Сэм. У тебя всё в порядке? Ты выглядишь не совсем обычно»- встретила его Маргарет и предложила сесть. Сэм натянуто улыбнулся: «Всё ОК. Спасибо. Немного расстроен: мой коллега по новостному каналу попал в аварию. И мне теперь приходится пахать за двоих». Маргарет спросила, хочет ли он что-нибуль выпить. «Я выпью то, что будешь ты: составлю тебе кампанию». Маргарет протянула ему одну из двух порций французского коньяка. Заодно протянула забытую им вчера флешку: «Ник мне сказал, что тут нечто очень важное». Сэм положил её в карман: «Спасибо. Да, он совершенно прав: здесь такой взрывной материал, что попади кому-то в руки, мы станем свидетелями большого политического скандала».
Маргарет отпила коньяк: «Фу! Противная политика! А я-то думала вы с Ником смотрели порно». Сэм усмехнулся: «Зачем же мне порно смотреть с твоим Ником?» Он протянул руку и погладил её плечо. Маргарет посмотрела на него театрально строго: «Даже не думай об этом, Сэм. Мы с тобой должны забыть о той ночи». Это зазвучало, как приглашение. Сэм поцеловал её руку, приложил ладонь к щеке: «Согласен, Маргарет. И прежде, чем я нарушу твой покой, позволь мне допить этот великолепный коньяк у твоего порога и закрой дверь за мной». Стоя в наступивших сумерках в узком холле у выхода, Сэм протянул Маргарет пустой бокал и почувствовал на своей руке её руку: она пальцами звала его задержаться. Сэм притянул Маргарет к себе и услышал, как она задышала часто: «Сэм, ну почему я такая безвольная шлюха? Я же тебя сейчас изнасилую, сукин ты сын». Он целовал её ароматные от коньяка губы: «Успокойся, ангел. Мы не совершаем никакого греха. Это всего лишь веление нашей плоти». Она прижала его к стене и стала растегивать сорочку: "Прости меня, Линдзи". Осыпала поцелуями его грудь, на ходу растёгивая брючный ремень. Сэм снял с неё пиджак. Спустил плечики белого бюстгальтера и припал к возбуждённому сосочку. Маргарет застонала от истомы: «Только не спеши , прошу тебя. Хочу насладиться...запретным плодом.»

Она растегнула замок на его брюках и приласкала уже восставший ствол. Там же в холле, она упала на колени и с жадностью вобрала его в свои губы. Сэм гладил её локоны и шептал: «Хочу твою попочку, твои бёдра, твою пещерку....Они мне так часто снятся, Маргарет» Они шли в спальню не отрываясь друг от друга. Сэм попросил её, обнажённую, лечь на спину. Он встал в постели на колени между её ног и стал наслаждаться её телом: «Ты божественно хороша, Маргарет. Я мечтал провести с тобой такую вот ночь» Его рука медленно и с наслаждением ласкала собственный фаллос. Маргарет не могла оторвать своего взгляда от этой не совсем обычной для неё картины. Их взгляды встретились. Она спрашивала глазами, можно ли и ей? Он вслух ответил на её беззвучный вопрос: «Прошу тебя...делай для меня...делай с желанием и вкусно». Её пальцы проникли в извилину, ноги слегка раздвинулись. Вторая рука ласкала груди, живот и бёдра. Сэм целовал её влажные пальцы, не сводя голодного взгляда от её торчащих сосков. Он услышал её грудной стон, когда его язык проник к клитору. «Не мучай меня, греховодник мой. Дай мне его...хочу его до воя!» Она легла поверх него, предоставив ему божественное наслаждение плотью. Его фаллос входил в её губы, доставляя ей блаженство.

Маргарет зарычала от оргазма, когда он вошёл в неё со стороны спины: его ствол ритмично входил и вперед и в зад поочередно, задерживаясь в каждом из них ровно столько, чтобы Маргарет кончала Она кончала с воем, с дрожью и похотью. _____________________________ Линдзи успела слегка прибраться в мастерской после того, как Зузи убежала в колледж, прежде чем Джеймс, натурщик-студент, стоял уже у ворот. Это был мальчик из бедной семьи, искренне влюблённый в изобразительное искусство. Работал официантом в ночном ресторане и подрабатывал в качестве натурщика. В свои 18 он был худощав, неуклюж и долговяз. Но прекрасно подходил под её художественную задумку . Линдзи усадила Джеймса на диван, раскрыла шторы на окне, подогнала поближе электрическое освещение и наконец убедилась в том, что всё готово. Джеймс раздевался не спеша, застенчиво поглядывая на педагога. Линдзи решила оставить его одного: спустилась в кухню и налила себе бокал вина. Когда вернулась, Джеймс лежал в нужной позе. Его худое, почти измождённое тело, как нельзя лучше подходило под тему распятого Христа. Первые десять минут работа шла гладко. Увлекшись Линдзи не заметила, как её запахивающаяся кофта слегка раскрылась и обнажила грудь: дома она обходилась без лифчика. Линдзи обратила внимание, что фаллос Джеймса приобретает угрожающие размеры. Даже трудно было поверить, что он у Джеймса может быть так велик. Она запахнула кофту, вытащила из холодильника банку холодного пива и протянула Джеймсу: «Отдохни и расслабься. Мне трудно концентрироваться, когда он у тебя торчит до пупка. Мне нужен распятый бог, а не порнозвезда.» Джеймс весь покраснел - «Извините, но я вовсе не хотел...» - и быстро прикрыл свое достоинство полотенцем. Линдзи стояла у окна и допивала вино. Вторая рука предательски ползла вниз к лобку. «Это что-то невероятное»-думала про себя Линдзи, - В таком тщедушном теле и такой фаллос!» Рука гладила живот, боясь опуститься ниже: там бушевала дьявольская истома. Она бросила взгляд на Джеймса. Он рукой пытался придавить свой инструмент. Но тот сопротивлялся изо всех сил. Линдзи это рассмешило: «Джеймс, ты когда в последний раз был со своей девушкой?». Джеймс не поднимая своих глаз: «Мы с ней расстались полгода назад: она меня бросила ради менеджера Jack in the Box.»
Линдзи допила свой бокал и присела на край дивана: «Шлюха она у тебя, Джеймс. И слава богу, что вы разошлись.» Она потянула полотенце на себя. Член вырвавшись на свободу, стал слегка раскачиваясь, касаться пупка. Линдзи покрылась потом: «Он у тебя просто загляденье, Джеймс. Твоя подружка даже не знает, какое сокровище она потеряла». Линдзи сразу поняла, что перед ней совершенно сырой, крайне закомплексованный и девственный мальчик, сгорающий от желания подчиняться воле женщины. Ей вдруг захотелось взять его под опеку, защитить от чужого хамства, научить стать мужчиной. И сделать это с особой, почти материнской нежностью. Первым делом Линдзи выключила свет. Задвинула шторы. И в темноте погладила его шевелюру: «Тебе нравится, когда ты подчиняешься воле женщины?» Джеймс слегка кивнул головой. «Помоги мне растегнуть лифчик» Джеймс возился недолго. «Тебе нравятся моя грудь? Возьми её. Поцелуй мои соски.» Линдзи провела рукой по всей длине фаллоса и еще раз убедилась: это было нечто! Линдзи сняла юбку и осталась в черных кружевных трусиках. Развинув их в одну сторону, Линдзи стала медленно вводить фаллос в себя. Джеймс издал тихий стон. Он входил глубже, и казалось, что скоро окажется в самом дальнем углу её чрева.

Линдзи никогда не испытывала такого дикого блаженства в сочетании с лёгкой болью. Несмотря на боль, она вставала и садилась на него. С каждым разом вскрикивая от боли. И с каждым разом вводя его глубже. Когда её попа ощутила на ягодицах мошонку, Линдзи взорвалась мощным оргазмом. Джеймс начинал приобретать храбрость. Его руки мяли груди и соски немного грубовато и торопливо. Линдзи горела желанием попробовать Джеймса на вкус. Она встала с него и легла зеркально, зажав его лицо своими бёдрами. У него не было выбора: он губами и языком вошел в райские кущи с божественным ароматом лосьона. Линдзи с жадностью вобрала в рот его член. Он оказался таким вкусным, что Линдзи тут же оросила его губы своими соками. Джеймс взорвался не только неожиданно, но и с обильностью подростка, впервые ставшего мужчиной. Линдзи не пролила на диван ни одной капли: её мучила жажда страсти по семени.
Она все еще продолжала ласкать языком медленно слабеющий фаллос, когда вдруг ахнула: в дверях стояла Зузи. Она смотрела на соитие не только с любопытством, но и шаловливо. Линдзи не успела произнести ни слова: Зузи ушла вниз на кухню тихо и молча. Сэм вернулся в полночь. Он застал Зузи и Линдзи сидящими на диване перед телевизором: показывали из Вашингтона прессконференцию госсекретаря Элизабет Росс по итогам визита в Японию. Сэм подхватил на руки свою племянницу и стал тискать и целовать её: «Как ты выросла, Зузи! Тебя не узнать.» Она уселась у него на коленях, задрав короткую юбку: «Как я скучала по тебе, Сэм! Ты самый лучший в мире!» . Линдзи с улыбкой наблюдала за встречей дяди и племянницы. Сэм, не отпуская Зузи, подвинулся к жене поближе: «Я голоден, как волк. Хочу мой ужин начать в ванной.» Зузи смачно поцеловала дядю и прошептала ему в ухо: «Когда вырасту, сама тебя накормлю». Линдзи поцеловала Сэма в шею. От него исходил аромат Маргарет.
ДРЕВНЕЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ СТРАСТИ. Глава Двеннадцатая. Тропа ненависти порой приводит к страсти . Верховный Жрец Египта раз в год проводил в Сакартли пару недель: там к этому времени накапливалось достаточно много дел. Да и наследник престола, сын Инмутеф, рождённый от него, пятилетний Мэруб нуждался во внимании и воспитании. Неожиданный гонец из Египта, передав секретный папирус от царицы Шэпсут, свалился тут же у ног Жреца без сознания: он скакал без еды, сна и отдыха. События угрожали безопасности Египта: Ливия обьявила войну. Сборы заняли полдня. Верховного Жреца сопровождали семь колесниц с двумя лучниками в каждой. Империатрица Инмутеф проводила своего Повелителя, еле передвигая ноги: она была на шестом месяце после зачатия в прошлый приезд Жреца. У колесницы с четверкой жеребцов, предназначенной для Бэнафа, Инмутеф схватила владыку за локоть: «Будь осторожен» и приложив его руку к низу своего живота добавила: «Помни, что мы без тебя не явимся народу Сакартли». Бэнаф взглядом подозвал верную Зиббу, собравшуюся было садится с ним в колесницу , и велел остаться во дворце: империатрица нуждалась в ней больше. Инмутеф с благодарностью склонила голову. Оставляя здесь Зиббу, без которой он не привык даже общаться с Богами, Бэнаф тем самым вроде бы дал понять, что отлучается ненадолго. Но Жрец исходил из другого: по примете, Инмутеф своим излишним волнением, сама того не желая открывала дорогу непредвиденным коллизиям. И Мастер не хотел подвергать риску свою любимицу Зиббу. Подойдя к четверке скакунов , Бэнаф почувствовал нечто вроде судороги в левой ноге. Он с трудом взошёл на колесницу, чуть прихрамывая, и рукой подал знак трогаться в путь. Обернувшись назад Верховный Жрец увидел знакомый силуэт: Зиббу ещё долго смотрела вслед удаляющимся колесницам с молитвами и слезами. Верная наложница заметив хромоту своего Повелителя поняла: это был дурной знак. Сумерки накрыли пустыню и вечерний ветер расшевелил пески. Напоив коней у небольшого оазиса, путники накрыли легкий ужин и пригласили Верховного Жреца. Он произносил последние слова вечерней молитвы, воздев руки к темно-оранжевому закату. Половина солнечного диска было уже скрыта за горизонтом. А на фоне второй половины зоркий глаз Жреца вдруг заметил небольшую темную тучу, которая заметно увеличивалась и на большой скорости надвигалась к оазису. Бэнаф велел воинам убрать скатерти и седлать колесницы. Указав на горизонт, он обратился к своему небольшому войску: «Это дикое племя бедуинов. Только они обычно скачут такой бесформенной кучей. И лишь они под покровом сумерек совершают набеги на мирных путников. Постройте ваши колесницы полукругом, потушите факелы ,приготовьте ваши стрелы. И ждите знака с Небес: кочевники будут встречены громом небесным.» Спустя несколько минут стали слышны ржание коней, свист и клич бедуинов. Их было около сотни и они неслись навстречу оазису, не скрывая своих дурных намерений. Когда они достигли отчетливой видимости, неожиданно сверкнула молния, за ней вторая и третья. Оглушительный грохот с Небес заставил их коней остановиться и встать на дыбы. На лоб Верховного Жреца упала первая крупная капля дождя. Он поднял правую руку, и четырнадцать первых стрел поразили наиболее близко прискакавших кочевников. Небеса осветились под новыми молниями и мощный ливень обрушился на пустыню. Некоторые бедуины были готовы развернуться и ускакать прочь, увидев в этом дурное предзнаменование. Но сотник, тучный кочевник на сером жеребце, неожиданно размахнувшись, отправил короткое копьё в сторону молодого воина, охранявшего Верховного Жреца. Бэнаф, увидев летящее копьё, соскочил с колесницы, протянул руку навстречу . Но судорога в левой ноге заставила его присесть на колено. И в этот миг острая боль пронзила его плечо. Легко пройдя через плечо, острое копьё остановилось на расстоянии мизинца от сердца. Увидев сражённого полководца египтян , бедуины под свист и улюкание без труда захватили в плен растерянных воинов. Ближе к полуночи племя бедуинов уже достигло шатров, накрытых у склона горы. Здесь разместилась временная стоянка племени. В главном шатре вождь племени старый бедуин Ташраф возлежал на мягких подушках в окружении молодых наложниц. Они умасливали его старые кости и обмахивали огромными страусинными веерами.
На высоком троне у изголовья Ташрафа восседала его первая жена Лафуна, красивая вавилонянка из племени Нэм. Её печальное лицо без лишних слов говорило о несложившейся судьбе. Вот уже пять лет по настоянию своего брата, вождя племени, она вышла замуж за воьмидесятилетнего старца. Старца, который был уже не в силах осчастливить юную супругу в ложе. Надежды на наследника, который смог бы обеспечить Лафуну на беззаботное правление огромным племенем, таяли каждый день. Мысли одна хуже другой довлели над хозяйкой племени. Среди ночной тишины в шатер шумно и развязанно ворвался толстый бедуин, племянник Ташрафа. Тот самый, который сразил своим копьём Бэнафа. Вслед за ним на грязных носилках внесли тяжело раненного пленника. Подойдя к своему дяде , бедуин вкратце изложил суть дела. И не удержался от возможности удивить собравшихся: выпалил на одном духу, что его добычей в бою стал ни кто иной, как Верховный Жрец Египта, сам Бэнаф.
Услышав о такой наглости, вождь племени вскочил со своего ложа, велел одеть его и приказал страже заковать племянника в кандалы. Его терпению пришёл конец: племянник в последнее время уже и не скрывал своих похотливых взглядов, направленных на пышные ягодицы его жены Лафуны. Подойдя к носилкам, он упал на колени, склонился к ногам Великого Жреца , разразился молитвами к Богам, к самому Жрецу и к фараону Египта. Подняв голову, он испугался: Жрец не открывал глаз, был опасно бледен и почти не дышал. Копьё по-прежнему торчало из его левого плеча. Заметив состояние своего трусливого супруга, Лафуна поняла, что ей надо что-то предпринять. Настигни Ташрафа смерть, трон вождя племени тут же займёт его племянник . Надо было спасать трон. Она велела всем покинуть шатёр. Остались лишь вождь, трясущийся от возможных последствий, и две наложницы. Лафуна велела уложить Жреца на ложе и приступила к его оживлению. Приложилась ухом к груди раненного и широко улыбнулась: он дышал .Осторожно избавила плечо от копья и специальным раствором остановила кровотечение. Заботливо обмотала рану белым льном. Затем велела четырем рабам унести Жреца в отдельный шатёр и уложить на приготовленное для него ложе. После тщательного омовения раздетого донага тела Мастера , Лафуна укрыла его тонким льном. Невольно провела рукой по выступившему на покрывале силуэту внушительного фаллоса. В её глазах промелькнула мысль, которая приходит в голову каждой зрелой женщине, не познавшей супружеского удовлетворения. Остаток ночи Лафуна провела у постели раненного владыки . Сознание возвратилось к нему на вторые сутки . Возвращалось с паузами. И сопровождалось короткими сновидениями. Чаще всего сон повторялся. Некий ангел с длинными золотистыми локонами, с кожей ослепительной белизны и зелёными глазами касалась крылом его левого плеча. Приблизив свои губы вплотную , она пыталась что-то сообщить ему . Но Бэнаф никак не мог разобрать слов. Слышал только одно имя, имя Богини Баста. Ангел протягивал руку к его груди. Затем опускала руку к его ногам. Бэнаф и теперь вдруг ощутил теплое дыхание у своих колен. На сей раз глаза сами открылись в надежде разобрать волшебные слова. Но на него с очаровательной улыбкой смотрела молодая незнакомка с огромными карими глазами и пухлыми губами. Её руки, смазанные ароматными маслами нежно массировали фаллос и мошонку. Головка фаллоса была согрета неким слабым огнём. Движением пальцев и ладони незнакомка направляла этот лечебный огонь по всему стволу вниз. Её пальцы ласково входили в мягкий анал. Владыка впервые ощущал внутри себя вибрацию. Незнакомке была знакома некая тайна. Некий чувствительный ключ у самого основания мужского достоинства. Ей удавалось передать своими пальцами твердость основанию ствола. Мастер был крайне удивлён, видя, как Его фаллос в этих волшебных руках наливался похотью и возрождался своей гордой осанкой. Он слышал не голос, а чудное пение: незнакомка напевала молитвы Богине Сехмет, исцеляющей от тяжелых недугов. Заметив пробуждение владыки и его ствола, прелестная незнакомка решила представиться: «Я Лафуна , жена Ташрафа. Это его племянник опасно ранил тебя, о Посланник Богов. С первых же минут я молила Богиню Сехмет вернуть тебя на Землю. Я верила и ждала Её благословения . Богиня Сехмет шепнула мне, чтобы я оживила вначале твою плоть. И как видишь, Повелитель мой, твой оживший ствол ответил на мою ласку. Бедуин, ранивший тебя, ждёт своей участи, закованный в кандалы. Мой супруг Ташраф готов наказать его, но он в ожидании твоего пробуждения и вердикта.» Жрец выслушал её и произнес ослабшим голосом:«Отпусти его, он всего лишь воин. Небеса сами найдут способ наказать его.» Лафуна позвала рабынь. Велела принести два яйца. Не отрывая своих карих глаз от лица Жреца, она разбила яйца, смешала с мёдом, свежим виноградным соком, красным вином. Слегка подогрев на огне, взбила смесь до образования пены. После этого сжала в эту смесь грость гранатовых зёрен. Подойдя к ложу Жреца, она вначале дала ему познать запах напитка. Затем подсев сбоку, Лафуна стала медленно спаивать больного небольшими глотками. Каждый раз она непроизвольно прикасалась своими твердыми сосками руки Жреца. Её теплые обширные ягодицы под тонкой и прозрачной сорочкой оживляли раненного лучше всяких напитков. Испив волшебной смеси , Бэнэф прикрыл глаза от истомы и заботы неотразимой хозяйки племени бедуинов. Он накрыл своей рукой её упругую грудь и уснул. И уже засыпая , почувствовал прикосновение к губам горячих и пухлых губ, острого кончика языка. Исцеление обещало быть не только скорым, но и божественно приятным. Проснувшись с первыми лучами солнца, Бэнаф увидел рядом с собой уснувшую от усталости Лафуну. Её нога, обнаженная до лобка, возлежала на его паху. Нубийка-рабыня увидев пробуждение раненного владыки, принесла горячую чашку чая , заваренного из лепестков суданской розы. Не успел Жрец сделать два небольших глотка, как Лафуна уже проснулась и сидела к нему боком . «Нас ждёт утреннее омовение, мой Повелитель». Они вдвоём медленно спустились в специально приготовленный в условиях пустыни водоём под открытым небом. Под ранними лучами восходящего солнца молодое тело Лафуны переливалось золотисто-смуглой и гладкой кожей. Её небольшой живот заканчивался бритым лобком и плотно сжавшимися от смущения пухлыми губами извилины страсти. Налитые и слегка свисающиеся под собственной тяжестью зрелые груди и возбуждённые от утреннего ветерка соски слегка касались локтя Бенафа, приглашая к любви.
Плечо всё ещё ныло и болело. Но когда руки Лафуны под прозрачной водой обняли его пока не проснувшийся фаллос, Бэнаф забыл о своем ранении. Она подарила ему поцелуй, которым начинались любовные игры на её родине, в Вавилоне. Губы еще не коснувшись губ широко раскрылись. Острый кончик языка прошел сквозь зубы Бэнафа и встретился с его языком. Это было нечто интимное, тайное и откровенно похотливое: желание соития. Её палец вновь ловко проник к основе ствола внутри и сзади. Несколько уверенных движений и в сочетании с поцелуем Лафуне удалось оживить полуживой фаллос. Ствол вырос в руке волшебницы как будто его Хозяин не был недавно ранен. Получив ясный ответ в своих руках, Лафуна издала победный стон. Бэнаф испытывал острый позыв в области лобка. Он вошёл в ракрытые врата любви легко и с наслаждением. Соитие в воде было недолгим, но ярким. Он взглянул на Лафуну, которая с легкой дрожью в теле, всё еще ловила уходящий оргазм. Прислонившись к Его груди, она прошептала: «Это был мой обет Богине Сэхмет. Я не была в любви все пять лет замужества. Мой супруг давно бессилен. Но молю тебя, обещай, что не покинешь меня пока я не понесу от тебя, мой Владыка. Без наследника я буду уничтожена».

Ответ она услышала на своих всё ещё изголодавшихся по страсти ягодицах: его руки слегка ущипнули обе одновременно. Усталые, но по-прежнему зоркие глаза Владыки заметили у главного шатра знакомую колесницу. В ней с воздетыми к Небесам руками и накрытая с головы до колен белым хитоном стоял силуэт знакомой женщины. Это была Зиббу и она благодарила Богов. (продолжение следует)