АБШЕРОНСКИЕ ФРЕСКИ. Бейдулла Манафов

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Дагестанские мотивы.

После победы прошёл год. Страна облизывала раны. Народ торжественно праздновал голод, бездорожье, безработицу и бездомность. Дагестан всё ещё помнил масштабную депортацию коренных жителей в другие районы страны.

Областью руководил Азиз Алиев. Он и сам принимал участие в расселении граждан. Как-то в одном из селений среди десятка семей он обратил внимание на старого деда с женой и внучкой лет пятнадцати-шестнадцати. Старик погрузив свой нехитрый скарб в повозку, усталой походкой подошёл к первому секретарю обкома, снял с головы папаху и хотел упасть на колени. Но Азиз жестом остановил его: «Не делай этого, отец. Я понимаю твое горе, но ничем помочь не смогу: это распоряжение товарища Сталина.»

Старик закивал головой в знак понимания политической ситуации в мире. И после небольшой паузы попросил: «Начальник, я не за себя прошу. Хочу замолвить слово за внучку мою, Луизу. Её мать пропала без вести на фронте, а отец, мой сын, погиб в прошлом году. Если можно, позволь ей остаться в Махачкале в детском доме. Мы потом её заберём.» Луиза внимательно слушала разговор, теребя свою длинную рыжую косу и смотрела на Азиза исподлобья. Но что-то в её взгляде пронзило душу хозяина области. Он взглядом показал ей в сторону своей автомашины. Глаза Луизы заблестели, она схватила небольшой узелок с вещами и быстро юркнула на заднее сиденье. Война осталась позади. Но Азиз привык работать допоздна. И не потому что это ему особенно нравилось: звонки от Сталина могли поступать даже среди ночи. Полистав большую кучу различных донесений и распоряжений, он хотел было попросить стакан чая, но раздался звонок из Баку. Звонила Лейла-ханым. Голос звучал необычно: сочетание радости и неприязни. После стандартного вопроса «как ты себя чувствуешь?» , она перешла к главному: «Латифе со дня на день рожать, но я не знаю твоих планов. Думаю, ты бы не хотел, чтобы я отвезла её в родильный дом. Наутро весь город начнёт злословить. Мне кажется, будет лучше, если роды примет Месмэ у нас дома.» Наступила пауза. Азиз давно уже решил, что делать, но не считал нужным раньше времени подключать к этому жену: «Да, позови Месмэ. Она знает свое дело получше многих акушерок. Да и язык умеет держать за зубами.» Лейла успокоилась: «Так и сделаю. А ты сам не приедешь познакомиться ....с моим первым внуком?» Азиз почувствовал сарказм жены и понял, что надо ехать: «Как я могу не приехать? Хотя, сама знаешь , дел невпроворот. Но на сутки-двое смогу заскочить. Когда ты думаешь, подойдёт срок?» На том конце провода наступила тишина: она о чём-то спрашивала дочь, Латифу. Азизу послышалось, что та плачет: «Успокой её сейчас же! Ей нельзя нервничать. Скажи, что завтра же приеду.» И в сердцах бросил трубку. Услышав громкий голос шефа, в кабинет на цыпочках вошла Луиза. Сразу после окончания школы в детдоме, Азиз принял её на работу в обком партии. Вначале машинисткой в общий отдел, затем инспектором в спецотдел и наконец – заведующей канцелярией первого секретаря. В свои 18 лет Луиза выглядела вполне зрелой и серьёзной женщиной гораздо старше своих лет. Азиз с первого дня встречи с ней в селе в день переселения её деда с бабушкой, обратил внимание на пленительные формы тогда ещё подростка. Теперь же спустя пару лет, Луизе завидовали многие красавицы Махачкалы, и не сводили своих алчных глаз джигиты всех возрастов.

Она уже знала, что в это время Азиз любит пить чай. И предпочитает пить его с сахаром вприкуску, с ломтиком ароматного лимона и усадив Луизу к себе на колени . Это был час ритуального общения последние полтора года. Азиз жестом напомнил ей, чтобы не забыла повернуть ключ в замке и раскрыл свои обьятия, предвкушая прелести процесса чаепития. Его рука традиционно обнаружила, что Луиза не забыла снять бельё. Их губы молча соединились в поцелуе. Долгом и вкусном. Луиза подвинула к шефу его любимый армудный стакан с сахарницей и лимоном. Затем шаловливо соскользнула между его ног и раскрыла ширинку брюк: «Азик, могу я тебя попросить кое о чём?» Азиз погладил её по огненно-рыжим локонам: «Не попросить, а приказать, джана моя.»

Она обхватила ствол двумя ладошками. От теплоты рук он стал расти и возбуждаться. Её шёпот довёл ствол до страстной высоты: «Отправь своего председателя совмина на курсы в Москву. И на большой срок.» Азиз усмехнулся: «Неужели пристаёт? Но он так влюблён в свою Хадиджу, что ревнует её даже к шофёру.» Луиза любила именно эти мгновения, когда ствол Азиза входил в её губы и соприкасался с кончиком языка: ей не хотелось выпускать его на волю. Но надо было успокоить властного любовника: «Он никогда не решится посмотреть в сторону другой женщины. Дело не в нём. Мне не нравится, что Хадиджа только и ждёт, когда его нет в городе: тут же начинает трезвонить тебе.» Азиз расхохотался. Ему импонировала ревность девушки, годящейся ему в дочки. Но в его хохоте были и нотки самца, пойманного на случке с соседкой: «Глупости, детка. Она не в моем вкусе. Да и скандала не оберёшься с ней: шумная очень.» Зазвонила главная вертушка: это был Кремль. Они оба подскочили от неожиданности. Азиз схватил трубку: «Алиев слушает, товарищ Сталин.» Голос Сталина звучал бодро и дружелюбно: «Товарищ Алиев, я вижу ты тоже работаешь допоздна. Это конечно, здорово. Но здоровье не подорви: нам не нужны больные руководители. Надеюсь, своих подчинённых не заставляешь сидеть допоздна?»

Азиз успокоился и взглядом дал понять Луизе «продолжай». А сам, откинувшись на спинку кресла постарался заверить вождя: «Нет. Ни в коем случае, товарищ Сталин. Никого кроме меня в обкоме уже нет. Да и я скоро закончу. Но готов к Вашим поручениям.» Наступила пауза. В наступившей тишине Азиз с наслаждением прислушался к знакомому сопению между ног. В отражении на стекле книжного шкафа он, как обычно, видел довольно обширный зад Луизы, стоявшей на коленях. Заметив направление взгляда хозяина, она продолжая ублажать его, небрежно вскинула подол платья, обнажив голую попу. Раздался голос вождя: «Тут вчера ко мне заехал твой Даниялов, предсовмина. Его в кремлёвке обследовали на предмет простаты, и он решил заодно ознакомить меня с некоторыми цифрами по Дагестану. Получается, что в том докладе, который ты сделал здесь месяц назад, есть расхождения с реальным положением дел в сельском хозяйстве. Ты там разберись с этим безобразием. Через неделю доложи товарищу Берия.»

Азиз уже был готов к оргазму, но услышав про подлый поступок Абдуррахмана, своего коллеги, он обмяк и у него упала всякая охота к соитию.

Отпустив водителя, Азиз мрачно поднялся на второй этаж и уже был готов войти в холодную холостяцкую квартиру, как услышал щелчок замка в соседней квартире – Данияловых. Он был уверен в том, что Абдуррахман никогда не ездит в Москву без жены, Хадиджы. Но ошибся: в дверях квартиры напротив стояла именно она, в коротком домашнем халате, с распущенными волосами и уже давно знакомой Азизу улыбкой дьяволицы.

«А Вы разве не в Москве с мужем?» - спросил. Хадиджа покачала головой: «Он уехал неожиданно. И я даже не знала, что в Москву. Он соврал мне: говорит , школьный друг пригласил на свадьбу сына в горы. Там мол, холодно и я могу простудиться.» Они стояли лицом к лицу. Пауза несколько затянулась. Хадиджа, как опытная сваха, спасла положение: «Латифочка уже небось родила? Кто у неё , сын или дочка?» Азиз понял намёк: «Пока не родила. Что же мы стоим, как неродные? Заходите, чаем угощу. Больше ничем не могу: Латифа в Баку. А Лейла-ханым не может её оставить одну в таком положении.» Хадиджа вошла уверенно и целеустремлённо направилась на кухню. Открыв продуктовый шкаф, она ахнула: «Боже мой! Как Вы можете так жить? Чем же Вы питаетесь?» От растерянности её халат резлетелся в разные стороны и Азиз не мог не увидеть шелковые трусы немецкого производства. Не спеша запахивать халат, Хадиджа направилась к выходу: « Не закрывайте двери. Я сейчас.» Вернулась она минут через 15. В квартире сразу запахло долмой из капусты. За две минуты на столе появилась рубленная колбаса, сыр-мотал, свежая зелень, полбуханки черного хлеба и бутылка армянского коньяка. Хадиджа отодвинула стул и буквально насадила его на него: «Вы нам нужны здоровым и сытым, товарищ секретарь обкома.»

Азиз только сейчас понял, как он голоден. Отломив кусок хлеба, он вилкой подцепил пару ароматных долма. Хадиджа откупорила коньяк и налила ему полный стакан: «Подкрепитесь, Азиз Керимович.» Азиз подвинул к ней второй стакан: «Я никогда не пью один. Составьте мне кампанию. И садитесь, наконец» Они выпили до дна, не сводя взгляда друг с друга. Хадиджа призналась: «За сорок два года жизни пью алкоголь впервые. Да простит меня Всевышний. Совратили Вы меня, Азиз Керимович.» Она сложила в пучок зелень, обмазала его мягким сыром и вложила ему в губы: «Почему ты никогда не отвечаешь на мои звонки. Или твоя ревнивая Луиза нас не соединяет?» Он хотел было ответить, но она закрыла его рот рукой: «Не надо. Я всё понимаю. И не претендую на особую роль. Хочу лишь утолить свою жажду. И обещаю не забеременеть.» Она отдалась ему с жаром и жадностью самки, которая наконец снюхалась со своим самцом. Ему особенно пришлась по душе её потребность в анальном сексе: только так она подходила к тому концу, после которого некоторые женщины готовы умереть. Входя в неё сзади, Азиз так громко выл от наслаждения, что Хадиджа была изумлена: «Как ты красиво кончаешь!»

На следующий день его ждал специальный купе СВ в скором поезде Москва – Баку. Сбросив небольшой чемодан, он машинально посмотрел в окно. К вагону бежала Хадиджа с большим свертком еды. Еле отдышавшись, она тут же сообщила: «Он возвращается завтра. Я выпотрошу его тайник с документами. Все они будут у тебя на столе.» И убежала также быстро, как и появилась. Азиз продолжал глазами искать кого-то на перроне. Сразу после свистка машиниста он понял: напрасно. Но как только поезд тронулся, дверь открылась и в купе вошла Луиза. Опережая его вопросы, она раскрыла свою тайну: «Я давно в вагоне, сидела тихо в туалете. Неужели ты мог подумать, что я могу не проводить тебя в Баку?» Азиз обнял её и прижал к себе: «Умница моя. Садись. Сейчас мы с тобой перекусим.» Луиза опустила затворку окна, взяла в охапку ещё горячий домашний обед и одним взмахом руки выбросила его наружу: «Не позволю этой озверевшей сучке подкармливать тебя!» Азиз развёл руками: «Мы же взрослые люди, Луиза. Ты ведёшь себя, как капризная девочка!» Луиза вышла и закрыла за собой дверь. Спустя две минуты вернулась с сияющим лицом: «Проводница сказала, что через полчаса откроется вагон-ресторан. И до открытия ресторана, я сама тебя угощу закуской.»

Выключив верхний свет, она сбросила с себя платье и нырнула под простыню: «Иди ко мне, мой джигит. Пока я жива, ни одна блядь в Дагестане не посмеет владеть моим сокровищем: задушу своими руками.» Азиз стал раздеваться, понимая, что с этой самкой шутить опасно. Как будто прочитав его мысли, Луиза прошептала ему в ухо, раздвигая свои колени: «Это не касается Лейлы-ханым и Латифы. К ним я тебя не ревную.» В соседнем вагоне в обычном купе возвращался домой из Берлина Джангир Джебраилов, слегка поседевший, но в прекрасной форме и уже в звании полковника НКВД. Наверное в сотый раз читал и перчитывал скомканное в руках письмо от Зарифы. Перед глазами стояли картинки их первой и последней встречи на кухне в бакинской квартире Алиевых. Он тогда по поручению Судоплатова доставил её отцу, члену военсовета, дислоцированного в Иране , секретный пакет с инструкциями. Всё произошло так быстро и неожиданно, что Джангиру казалось это был сон. Прекрасный, цветной и вкусный донемогу. В ушах до сих пор стоял её жаркий шепот: «Ещё хочу.... О боже! Какой ты сильный! Да-да –да.... Но прошу тебя: не кончай туда.... нельзя...у меня критические дни.» Провожая его до первого этажа, она расплакалась, когда узнала, что он уезжает на фронт. В письме она просила встретиться хотя бы в последний раз: иначе она наложит на себя руки. Поезд медленно стал пыхтеть по перрону бакинского вокзала. Джангир вышел в коридор, закурил папиросу и стал присматриваться к встречающим. Он не надеялся увидеть её: скорее всего она бы ждала его телефонного звонка с приглашением на свидание. И хотел было вернуться в купе, но вдруг заметил знакомую фигуру маленькой девчушки в том самом платье, которое он с неё так и не успел снять. Она шла внимательно вглядываясь в окна. И вдруг её лицо озарилось. Но смотрела она в окно соседнего вагона. Он услышал её крик: «Папочка. Я здесь!» Чекисту полковнику стало ясно: Зарифа встречает своего отца. Гостиница «Восток» была на окраине города в Баилово. Сбросив с себя мундир и обмывшись с дороги, Джангир позвонил по знакомому номеру. Телефон подняла Лейла-ханым. У неё оказалась блестящая память: «Это ты Джангир? Кажется, племянник моей подруги Сураи? Как она, дорогой мой?» Джангир расплыл от счастья: «Вот пока сам не знаю. Только что из Берлина вернулся. И хотел сначала поговорить с Зарифой.»

Лейла-ханым прикусила палец: «Да-да. Конечно, сынок. Сейчас.» Спустя минуту трубку схватила Зарифа: «С приездом. Я хотела тебя встретить на вокзале. Но просто совпало: с этим же поездом ехал отец.» Джангир успокоил её: «Знаю. Я видел тебя с ним. Ничего смертельного в этом нет. И я даже пойму, если ты мне сообщишь, что уже замужем.» Наступила пауза. Затем он услышал, как Зарифа плачет. Но он не успел её успокоить: «Нет-нет. Ты не понял. Я просто не могу обьяснить тебе по телефону: у нас дома столпотворение. Хочешь, сама приеду к тебе?» Шофёр, прикреплённый к Азизу Алиеву из гаража Совета министров, дремал за рулём, когда его расшевелила Зарифа: «Мухтар, знаешь, как доехать до гостиницы «Восток»? Мухтар закивал головой. Зарифа плюхнулась на заднее сиденье: «Жми на всех парусах. Это срочно!» Джангир не мог поверить своим глазам: перед ним стояла зрелая с округлившимися формами молодая женщина с томными и жадущими любви глазами. Они даже забыли закрыть дверь на замок: раздевали друг друга с такой жадностью, будто им отвели в этой жизни всего лишь две минуты счастья.

Её руки без всякой застенчивости схватили горящий как факел ствол Джангира. Спросив позволения глазами, она припала губами и не могла оторваться от него. Но ему не терпелось войти в неё сзади: он до сих пор помнил её широкие и упругие ягодицы. Она взвыла от наслаждения и чуточку опустила спину, чтобы он мог войти в неё глубже: «Какой же ты сильный, боже мой! Не выходи из меня, пока я не умру от счастья!» Спустя два часа он провожал её к подьезду дома на набережной. Она попыталась оправдаться: «Не могу тебя пригласить домой, не обижайся. Поверь мне, это не совсем удобный период в моей жизни. Не могу тебе всего рассказать, да и не нужно тебе об этом знать. Но я тебя найду сама. Больше мне не звони.» В квартире стоял оглушительный плач Латифы, монолог отца и звон маминых кастрюль на кухне. Зарифа прошла в спальню, которую делила с младшей сестрой Гюлярой. Она обняв своего медвежонка, лежала уткнувшись в стенку. Зарифа подсела к ней и погладила спинку. За стеной продолжалась мелодрама. Отец пытался обьяснить Латифе, что в её положение закатывать истерику опасно прежде всего для плода: «Зачем же ты нервируешь ребёнка?» Латифа сквозь слёзы отчитывала его, словно законная жена, поймавшая мужа на месте измены: «Ты меня разлюбил после того, как я забеременела. Сразу выпроводил в Баку, чтобы свободно трахаться с этой блядью, Луизой!» Мать решила вмешаться: «Детка, не надо выражаться так громко: кроме тебя здесь живут и другие дети. Имей совесть: разве я закатываю скандалы своему мужу, за то что он обрюхатил тебя, мою дочку?» Латифа на минуту замолчала, видимо осознав правоту логики матери.

Воспользовавшись моментом Лейла-ханым решила слегка сместить акценты: "Давай лучше подумаем, как всё это обьяснить родным и близким. Я уже не говорю об остальных: твой отчим известный партийный руководитель.» Наступила тишина. Гюляра повернулась лицом к Зарифе и хотела что-то спросить. Но старшая сестра закрыла ей губы рукой: «Тс! Лучше дай послушать.» Лейла-ханым разлила довгу по тарелкам и позвала мужа к столу: «Азиз, садись и ешь. С твоим диабетом ты не можешь голодать. И вот что. Мне кажется, нам надо оформить ребенка на наше с тобой имя. А Латифе надо выходить замуж и ребенок не должен отбивать от нас женихов.» Азиз проглотил довгу за две минуты и попросил добавки: «Ты как всегда права. Ни к чему её грузить ребенком.» Латифа встала и поспешила в ванную. Через две минуты оттуда раздались стон и крики: отошли воды . Месмэ –ханым приехала через какие-то 20 минут. Отец успел приготовить всё необходимое для принятия родов.

Зарифа с Гюлярой дрожали от напряжения: это происходило впервые в их жизни. Через два часа, после длительных потуг, криков и стона раздался победный голос Месмэ-ханым: «Поздравляю, Азиз, у тебя ещё один мальчик!»

Обрезав пуповину и обмыв ребёнка в теплой воде, она стала его пеленать. На минуту остановилась, подозвала Лейлу-ханым: «Ну посмотри сюда, Лейла: какая ювелирная работа. Вторая копия Азиза.» И многозначительно показала на плоть мледенца. Лейла прыснула от смеха и позвала мужа. Когда Азиз подошёл, она бесцеремонно схватила его за мошонку: «Этот стандарт знаком многим женщинам на всём просторе СССР». Азиз понял, что ему не избежать сегодня второй брачной ночи с первой женой.

(продолжение следует)