THE MAXIMERON-2 Erotic stories By Guiseppe & Mirriam Becaccio Авторский перевод с английской р

46. ШАЛОСТЬ, ПЕРЕРОСШАЯ В ЛЮБОВЬ.

После окончания МГИМО молодой Иосиф Квантриашвили уже знал: он останется в Москве. Его однокурсница Нина Дёмина, с которой у Сосо была любовь-морковь, приходилась внучкой маршалу Пантелееву, вторая жена которого была племянницей министра иностранных дел Толкунова. Вот таким обычным для тех лет способом Квантриашвили начал работу переводчиком в одном из арабских посольств СССР. Вскоре молоденький грузин попал в поле зрения супруги советника, а по совместительству – резидента советской разведки. Позабытая мужем по причине государственной занятости, Маргарита Павловна в свои пятьдесят семь с хвостиком, была всё ещё в соку. Правда , в просроченном соку. Но Сосо каждый раз оставлял такое глубокое впечатление у чувственнной дамы, что вскоре был повышен до ранга второго, а затем и первого секретаря посольства.

С каждым новым повышением начинающий дипломат выкладывался на тайных встречах с ней по полной программе. Видя такое неувядающее усердие, Маргарита одаривала его тонизирующими подарками. Вплоть до автомашины. Правда, бывшей в длительном употреблении.

Но вскоре какой-то доброжелатель сообщил в Москву, что супруга советского резидента обложила регулярной данью многих членов правительства братской страны. После отьезда тайной любовницы Сосо был вызван в МИД. Его куратор сообщил ему, что кандидатура перспективного дипломата рассматривается для высокой должности в аппарате министерства. Но предупредил Иосифа: руководство не любит холостых чиновников, и пора подумать о женитьбе. Желательно, с умом и расчётливо. Месячный отпуск Сосо решил провести на родине. Тбилиси встретил его жарким августом тепло и по-отечески. Родители уже составили для него план застолий у близкой и дальней родни. В один из вечеров его с радостью встречала семья двоюродного брата дедушки со стороны матери. Почётного гостя посадили рядом с юной, семнадцатилетней пышечкой Этери, старшей дочерью хозяев.

Стол ломился от шашлыков, закусок и бутылок с вином. Этери не только аккуратно ухаживала за ним, но и ловила каждый его взгляд с улыбкой, случайно дотрагивалась рукой до его руки, стыдливо опускала глаза и потом с жарким шепотом извинялась. К десерту она уже была румяной от выпитого вина и невзначай растегнула верхнюю пуговицу кофты, полуобнажив свои белые и упругие девичьи груди. Сосо почувствовал, как стал необратимо возбуждаться: Этери сумела разбудить в нем самца, далекого от законов дипломатии. Он вежливо спросил её, где бы мог выкурить сигарету. Этери шепнула ему на ухо: «Я провожу, если хочешь» . Они незаметно прошли по коридору в комнату младшей сестры Этери, уже тогда шустрой не по годам Мананы. "А можно мне остаться с вами?" спросила Манана. Шлёпнув сетричку по попе, Этери выпроводила её: "Ещё не подросла" и плотно заперла за ней дверь . Сосо элегантно вытащил из кармана пачку американских сигарет, щёлкнул импортной зажигалкой и затянулся, присев на краю детской кровати. Потом вспомнив, из вежливости протянул пачку Этери. Она замахала руками: «Нет-нет, что ты? Я не курю...пока. Спасибо». Затем поискав глазами, где бы могла присесть, она нашла только маленький детский стульчик. Когда она опустила на него свою изрядно полную попу, взгляд Сосо замер на широко раздвинутых коленях юной девицы. Она была в модных в те годы белоснежных трикотажных трусиках, обтягивающих пышные ляжки. Сосо почувствовал напряжение в области паха. Они встретились взглядами и Этери медленно свела колени вместе. В растерянности она опустила глаза. Затем встала и стыдливо присела рядом с Сосо. Потушив сигарету, Сосо притянул её к себе и поцеловал . Этери закатила глаза, стала дышать часто-часто и еле слышно попросила: «Прошу тебя....не надо... я никогда ещё...» Но Сосо уже не мог контролировать свою похоть: его ствол требовал удовлетворения. Причём, немедленно. Этери легла на спину без сопротивления. Он вошёл в неё, сняв трусики только с одной ноги. Её пухлые ляжки обхватили его бёдра. Вначале они просто вяло болтались. Но увлажнившись от первого в своей жизни соития, Этери ногами сжала Сосо, приглашая входить глубже. Её веки были прикрыты, а стоны стыдливы и почти бесшумны. Он растегнул кофту до конца и удивился красоте девичьих розовых сосков. Когда Этери застенчиво прикрыла грудь, подняла свои глаза на Сосо и произнесла: «Я люблю тебя, Сосо», он не выдержал: неосторожно осеменил непорочную девицу. Они только попытались привести себя в порядок, как в открытых дверях возник грозный отец Этери. Он держал за руку маленькую, но обидчивую не по годам Манану. Сестричка с укором рассматривала Этери, у которой бельё висело на правом колене. Скандала не было. Сосо попросил дядю Автандила закрыть дверь, застегнул ширинку, обнял полуобнажённую плачущую Этери и четко произнёс: «Я давно влюблён в Вашу дочь, дядя Автандил. И мы хотим пожениться... с Вашим благословением». В нём вновь проснулся дипломат. Свадьбу не стали откладывать: оставались две недели до конца отпуска. Автандил Гоберидзе был уважаемым человеком в Грузии, министром торговли. Весь цвет грузинской столицы, и не только столицы, и не только цвет, были приглашены в самый большой в те годы ресторан Тбилиси. Правда, чтобы злые языки не заподозрили в добрачном сожительстве с несовершеннолетней, пришлось заменить свидетельство о рождении новобрачной: ей добавили всего один год. Иосиф Квантриашвили вернулся в Москву уже вполне квалифицированным семейным кадром советской дипломатии. И больше не пришлось возвращаться в братскую арабскую страну: он получил назначение в центральный аппарат министерства. Этери оказалась очень хозяйственной: за пару недель она сумела превратить двухкомнатную ведомственную квартиру в уютное гнездо. С помощью папы , разумеется. Родители навещали их часто. Но горе, как обычно, поджидало с самой жестокой стороны: Автандил Гоберидзе скончался неожиданно и скоропостижно от обширного инфаркта миокарда. Супруга не смогла пережить его смерть: её похоронили спустя полгода рядом с мужем . Маленькая Манана осталась совсем одна, и Этери пришлось забрать её к себе в Москву. Сосо встретил двух сестёр в Домодедово с букетом цветов. Этери после разлуки выглядела очень аппетитно. Сидя между сестрами в машине, Сосо обрадовал жену хорошей новостью: скоро он будет назначен Чрезвычайным и Полномочным Послом в Египет. Этери от радости вскрикнула и стала целовать мужа при водителе и сестре. В брежневские семидесятые это был подвиг. Опомнившись она упала ему на плечо: «Я совсем потеряла голову, дорогой.» И потом шепнула на ухо: «Так соскучилась!» После ужина Этери постелила Манане в углу столовой. Двеннадцатилетняя избалованная детка категорически отказалась спать на раскладушке. Этери не стала обижать её: девочка и так недавно пережила травму, потеряв одного за другим обоих родителей: «Ладно, эту ночь ты будешь спать с нами. А завтра купим тебе кровать». Помыв посуду и уложив спать сестричку, Этери налила мужу бокал «Цинандали»: «Пойду приму душ, родной». И провела рукой по его щеке. Она знала, что он обязательно последует за ней. Не успела она войти под струи, как дверь в ванную открылась и Сосо появился в полной боевой готовности. Этери всё ещё стеснялась смотреть в упор на его стоящий член. Но на этот раз ей не удалось этого избежать. Сосо поцеловав жену, вдруг держа за плечи, впервые жестом велел встать на колени. Этери испуганно посмотрела на мужа, но послушно взяла невероятно возбуждённый фаллос в руки. Она слегка побаивалась мужа, который был старше почти вдвое. Но настоящий страх появился в тот день, когда однажды Сосо заметив её неосторожный взгляд, брошенный на одного из коллег в гостях, отвел её в туалет и наградил звонкой пощёчиной: «Ещё раз увижу флирт, убью». Этери раскрыла губы, прикрыла веки и ввела член в рот. Сначала она даже не знала, что с ним делать. Он был огромен и чуточку пульсировал. Вот эта пульсация и подсказала Этери дальнейший процесс: она стала ласкать головку языком. Подняв глаза на мужа, она поняла, что на правильном пути. Этери вдруг захотелось доставить мужу истиное наслаждение: она вытащила член и вновь ввела в рот, слегка посасывая. Сосо застонал от блаженства. Этери почувствовала свою женскую власть над этим сокровищем и стала сосать его чаще, проглатывая глубже.

Она так увлеклась новинкой в сексе, что даже не заметила сразу, как теплое семя сильной струёй обволокло её нёбо. Она чуть не вырвала. Но увидев недовольное лицо Сосо, вновь взяла член в рот. И терпеливо дождалась пока он окончательно не обмяк. Этери вернулась в спальню, надела ночную сорочку и тихо прилегла к Манане, которая спала крепко и глубоко. Спустя минут пять к её спине прилёг Сосо. Она услышала его шёпот: «Ты меня просто завела там... Я хочу ещё» . Этери испуганно повернулась: «При Манане я не смогу, Сосо: она может проснуться». Сосо поднял её сорочку и приложил опять вскочивший член к её попе: «Не волнуйся, я потихоньку... ты только не мешай». Она с радостью поняла, что речь идет о традиционном сексе, и слегка подняла правую ногу, впуская в себя неугомонный супружеский инструмент. Он вошел легко и вальяжно: Этери была всё ещё влажной после минета. Соитие в присутствии спящей сестры возбуждало их обоих. Этери повернулась и шепнула ему: «Только не спеши, дай мне сначала кончить». Её слова, как пламя обожгли Сосо и он предложил: «Давай продолжим в кресле». Она встала возле кресла и нагнулась спиной к мужу. Но этого ей показалось слишком мало. Она села на его фаллос и впервые поскакала на нём. Она впервые поняла, что такое оргазм. Он оросил её дважды и его член стал уставать. Не понимая в чем дело, Этери упала перед ним на колени и снова взяла в рот.Она старалась усердно, но безнадёжно. Сосо попытался обьяснить: «Вряд ли он встанет... я кончил уже три раза». Но Этери упорно продолжала. И тут Сосо обратил внимание, что проснувшаяся Манана бесшумно и внимательно наблюдает за ними. Их глаза встретились в темноте. Сосо рукой придержал голову Этери, чтобы она не увидела вдруг, как их застукали. Другой рукой Сосо приложил палец к губам, призывая Манану молчать. Манана улыбнулась, и повторив за ним , приложила палец к губам. Потом повернулась к ним спиной и якобы заснула. Возбудившись от этой сцены, Сосо почувствовал, что ствол стал снова крепчать. Этери торжествующе подняла к нему глаза с победным видом провозгласила: "Вот видишь? Он опять меня хочет!" Рано утром Сосо приняв душ, поспешил на кухню, чтобы быстренько позавтракать: ему предстояла встреча с заместителем министра. Этери спала, как новорожденная: прошлой ночью впервые кончила. Сама шёпотом призналась в этом: "Даже кажется, два раза!" Наливая себе кофе и взяв с тарелки бутерброд с колбасой, Сосо вдруг услышал чьи-то шаги. Он обернулся и увидел Манану, выходящую из туалета. Она стояла бледная и испуганная. Слёзы катились по её щекам. Она развела руки в сторону и опустила глаза на подол своей ночной сорочки: сорочка была в крови. Сосо быстро вскочил, подбежал к ней, обнял и повел в ванную: «Не бойся, детка. Это всего лишь месячные. Ты стала взрослой.» Он медленно раздел её и перенёс в ванну. Вскоре они обнявшись вернулись на кухню. Он посадил её к себе на колени и налил чашку кофе: «Пей и не горюй: пусть это будет нашей второй тайной». Манана отпила глоток: «Хочу кушать. Сделай мне бутерброд с колбаской». Каждый раз открывая свой рот для нового укуса, Манана обменивалась с ним не по детски нежным взглядом. Под тонкой сорочкой была видна не по возрасту растущая грудь. Член Сосо стал возбуждаться от прикосновения к её уже не маленькой и упругой попе. Почувствовав что-то твердое, Манана слегка поёрзала на нём. Слегка покраснев, она тихо прошептала: «Я никому не скажу про прошлую ночь.» Сосо благодарно поцеловал её в щёчку: «Умница. Пусть это будет нашим секретом.» Она случайно дотронулась рукой твёрдого ствола и шепотом спросила: «А почему он так быстро растёт?» Сосо засмеялся: «Потому что ты быстро крутишься на нём». Уже спустя годы, Манана часто вспоминала об этом утре. То утро неожиданно разбудило в них обоих огромное чувство, которое переросло впоследствие в любовь. Она разбудила его рано: «Тебе звонят из Москвы. По-моему из ФСБ ». Сосо недовольно взял трубку и посмотрел на часы: было семь утра. Раздался голос главы внешней разведки: «Тысячу извинений, господин Президент: знаю, что звоню слишком рано. Это Фёдор Раскруткин из Москвы. Узнали?» . Сосо ответил слегка охрипшим голосом: «Узнал, конечно. Слушаю. Чем могу помочь?» Ответ Раскруткина на оставлял сомнений: произошло нечто действительно важное и срочное: «После обеда хочу нанести Вам визит, если примите. Разговор не телефонный и неотложный. Очень прошу. Только Вы сможете нам помочь». Сосо не стал растягивать разговор: «Жду к трём часа вечера в загородной резиденции. Вас встретят в аэропорту и привезут ко мне». Положив трубку, Сосо услышал звон посуды на кухне. Манана надела халат, посмотрелась в зеркало и обьяснила: «Твоя жена уже орудует за плитой: готовит завтрак. Пойду помогу, чем могу» Приняв душ, Президент Грузии, вошел на кухню своей городской квартиры, наслаждаясь ароматом молотого кофе и жареной колбасы с яичницей. Этери, как всегда была на высоте: «С добрым утром, дорогой. Завтрак готов». Читая новости в ноутбуке между кофе и яичницей, Сосо краем уха слышал, как Манана отчитывала свою старшую сестру: "Ты всё время забываешь проверять горничную: она опять постелила нам голубое постельное бельё. Ты же знаешь, как он не любит голубой цвет!" Этери прикусила нижнюю губу: "Вот негодница! Ну ничего, я ей сегодня дам как следует!" Ровно без пяти три Президенту доложили, что гость из Москвы ждёт в приёмной. Генерал Раскруткин вошёл бодрым военным шагом: «Здравия желаю, господин Президент». Разговор оказался не только неожиданным, но и опасным. Прогуливаясь по лесной тропинке, Раскруткин кратко изложил суть: во время визита в США и после возвращения оттуда глава России Булыжников Пётр Петрович стал вызывать некоторые подозрения. Его внешнеполитические взгляды кардинально изменились. Буквально на 180 градусов. Перечислив ставшие общеизвестными высказывания Булыжникова, Фёдор Раскруткин с ухмылкой добавил: «Кстати, Вы уже наверное получили приглашение совершить официальный визит? Он планирует обьявить Вам о смене курса в отношении Абхазии и Южной Осетии. Насколько мне известно, он собирается вернуть их Грузии» Сосо остановился и после паузы сказал: «Вот в этом я не вижу ничего плохого. А что собственно говоря, Вы ожидаете от меня? Неужели я могу ему вежливо отказать?» Раскруткин с нервным хохотом оценил грузинский юмор: «Нет, разумеется. Ни в коем случае. Хотя, если честно, я не представляю себе , как это возможно для ставших уже независимыми бывших областей Грузии. Но дело вовсе не в этом.» Они медленно подошли к одинокой скамейке и присели. «Нам известно, что Вы, господин Президент, очень продолжительное время работали с Булыжниковым вместе. Если не ошибаюсь, в Египте.» Сосо кивнул головой: «Да уж. Столько воды утекло с тех пор». Фёдор посмотрел ему в глаза и продолжил: «Так вот. Нам было бы очень интересно узнать Ваше мнение: это наш Булыжников, или америкосы подменили его двойником? Боюсь, у нас есть очень серьёзные основания для таких подозрений. Но как Вы понимаете, Иосиф Арчилович, наш с Вами разговор носит категорически конфиденциальный характер».

Проводив гостя, Сосо позвонил домой: "Детка, на следующей неделе мы с тобой вылетаем в Москву. У меня запланирован официальный визит. Ты уверена в том, что он тогда не приставал к тебе?" Манана обиделась: "Ты в своём уме? Да я бы повесилась до того, как он дотронулся бы ко мне! И он это понял тогда сам. Его левая щека дёрнулась дважды: у него тик на нервной почве. Мне совершенно не хочется видеть его противную рожу!" Сосо ответил со смехом: "Вот именно поэтому ты полетишь со мной".

ДРЕВНЕЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ СТРАСТИ.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ. Беды настигают даже империатриц. Царица Инмутеф с нетерпением ждала визита своей дочери Неирэм вместе с новорожденным наследником египетского престола. Она приказала своим рабам и рабыням навести лоск в недавно построенном дворце, окружённом высокой каменной стеной по всей окружности. С самого начала строительства Инмутеф возложила обязанности зодчего на известного Тмбола Младшего из Эфиопии. Это был высокий красавец с внушительным басом и неоспоримым талантом в градостроительстве. На весь период работ по сооружению огромного дворца с прилегающими к нему лесными насаждениями, он поселился вместе с дочерью среди тысячи рабов и сотников. Его вместительный шалаш размещался на высоком холме в окружении густого леса и изумительного голубого озера. Однажды уже когда работы подходили к концу, царица решила впервые навестить Тмбола Младшего в его шалаше. Её встретила юная эфиопка с точенной фигурой ангелочка. Это была дочь Тмбола, Рамола. Она усадила Инмутеф на мягкую лежанку и предложила кубок холодного пива. Заверила царицу, что отец вернётся очень скоро. Инмутеф с наслаждением наблюдала за движениями очаровательной девочки, у которой только начинали созревать женские формы. После двух кубков пива Инмутеф стало жарко и она велела Рамоле проводить её к озеру. Гладь водоёма была настолько изящна и привлекательна, что царица решила окунуться в озеро. Сняв с себя хитон, она медленно вошла в воду. Повернувшись к Рамоле, пригласила её к совместному омовению. Рамола, оставшись нагой, выглядела чуть старше. И Инмутеф спросила: «Сколько тебе лет, райская птичка?» Рамола смущённо опустив свои веки, тихо ответила: «Четырнадцать». Они вошли в воду по грудь и Инмутеф жестом велела Рамоле помассировать ей плечи и спину. Прикосновение рук Рамолы заставило царицу содрогнуться от наплыва эмоций. Волна похоти вынудила её обнять юную Рамолу. Девочка ничуть не возражала. Наоборот, её рука опустилась к лобку Инмутеф.

Их губы соединились поневоле. Пальцы царицы ласкали юную плоть. Малые губы Рамолы медленно разошлись. Инмутеф показалось, что её клитор стал расти в её пальцах. Сквозь прозрачную толщу воды царица вскоре увидела небольшой, но твёрдо стоящий мужской член. Она вопросительно посмотрела на Рамолу. Рамола прикусила нижнюю губу. Затем несмело приподняла Инмутеф на своих руках так, чтобы её ноги обхватили таз Рамолы. Инмутеф ощутила в себе головку её выросшего на глазах клитора. Царица никогда не испытывала столь чувственного соития: головка маленького, но крепкого члена очень плотно коснулась клитора Инмутеф. Двух-трёх прикосновений было достаточно, чтобы царица получила мощный взрыв оргазма. Её стон эхом отозвался на поверхности озера. Инмутеф обняла девочку, припала к её губам и повелительно прошептала: «Я тебя заберу к себе!» Издали показалась фигура отца, Тмбола Младшего. Рамола еле слышно попросила Инмутеф: «Он об этом не должен знать: таких как я в нашем племени приносят в жертву Богам». По завершению сооружения дворца царица Инмутеф щедро отблагодарила зодчего. И уговорила его оставить дочь при дворце. О цене договорились быстро. Тмбол не только согласился, но и был бесконечно благодарен ей за это. Во дворце жила и мать покойного фараона Мерик Ра царица Шепсут. С недавнего времени она нашла вынужденный приют у Инмутеф. Ей были выделены покои в самом отдалённом крыле дворца: Инмутеф редко с ней общалась, не скрывая своей неприязни: ведь Шепсут была уличена в заговоре против её дочери. Но именно по настоянию дочери Шепсут находилась фактически в изгнании в царстве Сакартли. Прекрасно понимая, что до конца своих дней она будет под домашним арестом вдали от Египта, Шепсут редко покидала свои покои. Чрезмерно увлекаясь вином, Шепсут большую часть времени проводила в оргиях с несколькими наложницами, привезёнными из Египта. Но время от времени она испытывала острую нужду и в мужских ласках. Втайне от Инмутеф она по ночам спускалась в подземный зиндан, который располагался под её покоями. Подкупая начальника подземной тюрьмы золотыми побрекушками, Шепсут уговаривала старого Маниба, впускать её в помещение, где Инмутеф всё ещё содержала Давуда. Того самого бывшего купца –шарлатана, который обманным путём вошёл к ней в доверие . А затем вступив с ней в близкие отношения, он сумел овладеть казной и сбежать. Империатрице Египта Неирэм, дочери Инмутеф, удалось вычислить мошенника, арестовать его и вернуть матери награбленное. Инмутеф поместила Давуда в зиндан. Но, как женщина, помня о его сексуальных талантах, создала в подземелье все условия : она навещала Давуда раз в неделю для тайных соитий. Давуд хоть и находился круглые сутки на достаточно длинной цепи, но располагал почти царской ложей для сна, трёхразовым питанием в виде остатков с царского стола и даже имел возможность регулярно мыться в небольшом водоёме. Но после неожиданного знакомства с Рамолой Инмутеф постепенно стала остывать к Давуду. Царица была так увлечена изумительным двуполым ангелом, что вскоре вовсе сексуально не нуждалась даже в собственных рабах и рабынях. Заботу о Давуде она полностью возложила на свою верную наложницу Шулу. Два раза в неделю Шула в одно и то же время после полудня спускалась в подземелье и в сопровождении Маниба проверяла всё ли в порядке у важного государственного преступника. Давуд , обделённый женскими ласками, несколько раз пытался уговорить Шулу задержаться. Но Шула понимала, чем это может обернуться для неё и запретила ему даже думать об этом. Хотя она часто вспоминала те наслаждения, которые доставались ей в былых оргиях царицы с Давудом: Инмутеф иногда позволяла ей вольности с Давудом. Шула безусловно могла бы удовлетворить свою похоть. Но её останавливало присутствие начальника зиндана Маниба: он мог потом шантажировать её.

Перед приездом империатрицы Инмутеф решила сама проведать Давуда: предполагала, что дочь может поинтересоваться его судьбой. В переписке с матерью, Неирэм неоднократно предупреждала её быть предельно осторожной. И даже предлагала перевести опасного преступника вдаль от дворца. Но Инмутеф считала, что он более безопасен, находясь под рукой. Прихватив с собой Шулу, царица спустилась в подземелье, где её уже поджидал услужливый Маниб. Гремя связкой ключей, он проводил царицу по длинному коридору к помещению, где содержался Давуд. Царица даже не позволила Манибу открыть тяжёлую железную дверь. Велела отодвинуть окошко в двери. Царица заглянула и увидела Давуда, который омывался перед сном. Всё выглядело обычным. И Инмутеф закрыв окошко, собралась было уйти. Но тут она вдруг заметила что-то блестящее на полу зиндана возле постели Давуда. Царица велела Шуле войти и принести этот сверкающий предмет. Им оказалось одно из тех золотых украшений, которые носили в своих локонах матроны. Внимательно изучив дорогую безделушку, она тут же отмела подозрения в отношении Шулы: ей это было не по карману. И тут Инмутеф заметила, что у Маниба начали мелко дрожать руки, его голова от страха вошла в плечи. Царица поняла, что ей предстоит серьёзный разговор с тюремщиком. Она двумя пальцами схватила его за мошонку и спросила в лоб: «Маниб, ты мне служишь почти тридцать лет. И я бы не хотела видеть тебя висящим вот за эти яйца на стене крепости. Скажи мне, кто пользуется услугами моего заключенного?» Голос Маниба звучал тихо, почти шепотом: «Шепсут». Шепсут встретила царицу Инмутеф полностью обнажённой и лежащей животом вниз на ночном ложе. Двое наложниц массировали её тело ароматными кремами. Она подняла голову и произнесла царственным голосом: «Прости, что не могу встретить тебя по достоинству. Не ждала» Инмутеф жестом велела наложницам покинуть покои. Подождав когда двери за ними закроются, Инмутеф с размаху дала Шепсут звонкую оплеуху . Шепсут вскочила, схватившись за щеку: «Разве твоя дочь Неирэм не поручила тебе соблюдать со мной царские почести?» Инмутеф велела Шуле налить кубок вина и села на ложе Шепсут: «На колени, шлюха! Моя дочь очень будет расстроена, когда узнает, что ты устраивашь оргии с мошенником Давудом, ограбившим мою казну». Шепсут поняла, в чём её обвиняют. Ухмыльнувшись, она подобрала и надела свой хитон. Затем не спеша подошла к небольшому ящику, стоящему справа от постели. Одной рукой наливая себе вино, другой стала надевать на шею украшения. Последней была цепь с небольшим предметом, упавшим в ложбинку между грудями. Подойдя к Инмутеф, она тихо произнесла: «Твоя дочь никогда не узнает, что её мать, ограбленная Давудом, оборудовала для своих тайных с ним соитий не зиндан, а царские покои. Я не успею ей сообщить об этом, ибо ты меня казнишь до её приезда. Но я успею сообщить ей о твоём новом увлечении: о двуполом дьяволе в облике юной эфиопки. » Затем отпила вина и добавила: «Но если ты мне позволишь перед смертью вкусить волшебный фаллос твоего Давуда, хотя бы одну ночь, я оставлю тебе в наследство моё родовое поместье у дельты Нила: оно мне досталось от моего мужа фараона Хэта Четвертого.» Инмутеф знала о существовании этого огромного поместья с сотнями рабов, быков, коров, свиней и прочей живности. Владение такими землями в Египте всегда казалось несбыточной мечтой. Даже для царственных особ. А тут вдруг Шепсут сама согласилась расстаться с этим богатством ради одной ночной оргии с Давудом. После небольшого раздумья она велела Шуле принести папирус и вызвать писаря. Шепсут без всяких особых капризов подписала наследство в её пользу. Царица Инмутеф удовлетворённо подвела итог: «Ты останешься со своим волшебником в зиндане на все дни пребывания моей дочери у меня в гостях». Шула проводила Шепсут в зиндан и убедилась в том, что Маниб запер дверь. Шепсут войдя к Давуду, бросилась к нему в обьятия: «Хочу насладиться тобой перед казнью, волшебник мой. Царица подарила мне тебя на несколько сказочных ночей. Надеюсь, ты соскучился по мне?» Давуд поднял её и на руках донёс до ложи. Когда он входил в неё, услышал шёпот: «В полночь мы с тобой будем на воле». Его ствол, восставший от услышанного, погрузился во влажную плоть Шепсут до основания. Дюжина колесниц шурша колёсами вьехали в широкие ворота новой крепости. В первой находилась империатрица Неирэм с кормилицей, которая держала в руках грудного фараона Амон Ра. Шула встретив Неирэм у ступеней дворца, проводила их в покои Инмутеф. Мать и дочь не виделись давно и успели соскучиться. Инмутеф взяла на руки внука и смачно поцеловала его в детородный орган: «Он так похож на отца!» Неирэм оценила юмор: «Тебе ли об этом не знать!» Трапеза была накрыта для двоих. Неирэм обратила внимание, что Инмутеф выглядит свежо и подтянуто: «Ты так помолодела, мать. Неужели, по-прежнему балуешься с Давудом?» Инмутеф покачала головой: «Напрасно ты веришь сплетням моей сестры, твоей болтливой тёти Сунеф. Я помню о твоих предупреждениях. И даже готова переселить его подальше от дворца. Но теперь уже вместе с твоей свекровью Шепсут» Неирэм отпила красного вина : «Я не виделась с Сунеф с тех пор, как виделась с тобой. Но Боги наградили меня видением, незнакомым обычным людям." Затем продолжила: "Но если Шепсут совершила новые преступления, то на сей раз мы можем привести в исполнение вердикт Бэнафа и казнить её. В чем она провинилась?» Инмутеф положила себе свежих овощей и с возмущением ответила: «Именно в том, в чем ты заподозрила меня: в оргиях с Давудом». Запив овощи вином, она игриво посмотрела на дочь: «А что касается моей свежести и молодости, то секрет в изумительном существе, с которым меня познакомили недавно твои Боги.» Она громко хлопнула в ладоши и велела вошедшей Шуле: «Позови к нам Рамолу». Рамола вошла словно впорхнула некая волшебная птичка. Посмотрев на Неирэм и поклонившись ей, она царственно уселась на колени своей хозяйки. Инмутеф представила её дочери: «Это мой ангел, Рамола. Она теперь украшение моей одинокой жизни». Неирэм оглядела девочку с ног и до головы: «Она просто прелесть, как хороша, мать. Но Боги мне подсказывают, что это мальчик». Инмутеф и Рамола переглянулись. Царица удивлённо спросила: «Боги? Не Шепсут ли успела тебе нашептать, дочь моя?» Неирэм не успела ответить: вошла Шула с бледным лицом и упала в ноги царицы Инмутеф. «Беда, царица моя! Маниб мёртв. Зиндан пуст. Давуд вместе с Шепсут исчезли.» Услышав это Неирэм вскочила и бросилась в свои покои, крикнув на ходу царице: «Они захватили с собой заложником и моего сына!» Когда Инмутеф последовала за своей дочерью, она убедилась в том, что Неирэм опять была права: кормилица лежала в луже крови с порезанным горлом, а колыбель наследника фараона была пустой. (продолжение следует)