АБШЕРОНСКИЕ ФРЕСКИ. Бейдулла Манафов

ГЛАВА ТЕТЬЯ. ВСЕНАРОДНЫЙ ДЖУМАДАР. Бывший полковник царской армии, а ныне комиссар Нерсесов славился не только своей любовью к советской власти и ненавистью к её врагам. Более всего он гордился своей женой-красавицей Маргаритой Нерсессовой, в девичестве Контапулос, происходившей из семьи крымских греков. Маргарита была избалована вниманием мужчин с детства, пробуя на вкус и на цвет с триннадцати лет. С годами она превратилась в светскую львицу, удовлетворить капризы которой было непросто даже опытным ловеласам. Выйдя замуж за Акопа Нерсесова, неудержимая Марго была крайне разочарована: самцом он оказался ниже среднего. И когда дважды поймала его в непотребных позах с прапорщиком Елдаковым, она пришла к радостному для себя заключению: перед ней открыты все пути для наслаждений. Акоп Нерсесов впервые понял свою нетрадиционность в юные годы. Его первым учителем был родной дядя Степан, впоследствии ставший героем революции и другом Кобы. Как-то он взял племянника с собой в провинциальную баню в Нахичевани и познакомил с джумадаром (тёрщик в бане) Алирза. Акопа лишили девственности не только заботливо и терпеливо, но и в гигиенически чистых условиях. Единственное, что удивило юного гурмана, это немота Алирзы, обладающего тем не менее гигантским достоинством. Дядя Степан уже за стаканом чая обьяснил племяннику: «Мне пришлось вырвать его язык с корнем, чтобы он не хвастал своим доминированием надо мной перед своими соплеменниками.» Зато младшая сестра Степана Ануш ни в чем не отказывала своему соседу по селу Алирзе. Вскоре даже родила ему троих сыновей. Акоп, узнав об этом, был в ярости, крайне возмущён развратом родной тёти. Он хотел расстрелять её без суда и следствия по законам времени. Но Шаумян запретил ему даже думать об этом: «Пусть рожает на здоровье: эти дети – это наше с тобой будущее!» Акоп Нерсесов получил должность комиссара бакинского ЧК в буквальном смысле из ширинки Мир Джафара, шефа азербайджанских чекистов. Он вошёл в кабинет Багирова невовремя: его жена Марго как раз стояла нагнувшись лицом к дверям, а голой задницей к пенснэ Мир-Джафара. Издав победный клич, хозяин кабинета затегнул ширинку, подвинул голую попу красавицы в сторону мужа: «Слушай Нерсесов! Сколько можно тебе повторять: уважай женщин и старших по званию." Затем, отдышавшись, добавил примирительно: "Забери агента Марго и пристрой в свой отдел на работу. И кстати, с этого дня ты - комиссар ЧК по Баку.»

Акоп души не чаял в своей жене и регулярно продвигал её по службе. Но в последнее время его коллеги всё чаще стали докладывать шефу о её подозрительных связях с молодым человеком по имени Гулам из мясной лавки Мамедали. Он решил поговорить с хозяином. Комиссар Нерсесов поправил пенснэ, личный подарок будущего Первого Секретаря ЦК Багирова, и молча велел Мамедали сесть за приставной стол. После до неприличия долгой паузы он швырнул на стол тонкую папку и грозно спросил: «Ты зачем отправил свою жену в Шемаху? Для того чтобы завести себе шалаву помоложе?» Мамедали сразу понял, что чекист начал издалека неслучайно: «Господин Комиссар...» Но его тут же поправили: «Товарищ! Господ уже нет.» Мамедали извинился: «Товарищ Нерсесов, если прикажешь, то я завтра же верну Месмэ-ханым домой. Но дело в том, что у сына родились близнецы, им с невесткой нужна помощь ...»

Комиссар остановил его: «Ладно-ладно... Знаю. Пусть остаётся там. Ты мне лучше скажи, кто такой этот твой мясник Гулам? И почему он до сих пор не служит в армии?» Мамедали тут же понял, куда клонит муж его постоянной клиентки: «Товарищ комиссар. Клянусь Аллахом, тебя обманывают. Я Гулама давно выгнал с работы. Мне такие бездельники не нужны.» Акоп встал из-за своего стола и стал ходить из угла в угол, сцепив руки за спиной. Подойдя к Мамедали вплотную, он тихо приказал: «Если заметишь, что он пристаёт к моей жене, сообщи мне лично. Ты меня знаешь, Мамедали: со мной лучше дружить. А Гулама я в Сибири сгною! Так и передай ему.» Мамедали кивнул головой, хотя и подумал про себя: «Если жена позволит». Отпустив Мамедали, Акоп вызвал деньщика Васю: «Давай дуй в «Фантазию» и передай Алирзе пусть приготовит всё, как обычно: жду большого гостя из Тегерана» Советник иранского шаха Муса Тебризи поздоровался с Алирза , как со своим родным человеком: обнял и трижды прижал к сердцу. В предбаннике дымился самовар, на столе разложены сладости и фрукты. Джумадар заботливо раздел гостя, надел ему красный набедренник и проводил в купальню, наполненную паром. Уложив его на живот, размял его спину, ягодицы и ноги горячим и влажным полотенцем . Затем тоже самое сделал, повернув его на спину.

Надев на правую руку новенький кисэ (специальная рукавица для тёрки), он принялся снимать с гостя персидскую грязь. Муса застонал и заохал от удовольствия: «Лучше тебя нет в мире джумадара, Алирза. Народ Азербайджана будет гордиться тобой!»». Алирза давно привык к комплиментам: он улыбнулся. Облив Мусу горячей водой, он торжественно снял с себя набедренник. У Мусы в глазах зажглись огоньки: джумадар обнажил своё знаменитое на всю губернию достоинство. Рука шахского советника сама потянулась к сокровищу. Привстав на лежанке Муса с жадностью припал к нему губами. Не успел он вкусить плода похоти несколько раз, как дверь в парную открылась и в дверях появилась фигура Акопа Нерсесова: «Ах вы сукины дети! Без меня хотите в рай попасть?». Муса с трудом заставил себя оторваться от инструмента джумадара: «Да буду я твоей жертвой, Акоп-ага. Как можно без тебя?» . Алирза кивнул головой комиссару и уступил ему своё место. Муса принял нужную позу и впустил в себя обоих но с разных концов: «Акоп-ага, попроси Алирзу входить потихоньку: он у него очень большой» Нерсесов жестом показал Алирзе , чтоб тот не спешил. Джумадар веками глаз ответил: «Понял». В наступившей тишине стало слышно нежное сопение гостя, тяжелое дыхание джумадара и большевистское мычание чекиста. После небольшого перерыва на чай Акоп встал спиной к джумадару, прислонился руками к лежанке. Взглядом пригласил его в гости. Алирза, познавший Акопа еще с юных лет, овладел его обмякшим телом сразу и глубоко. На рыдания Акопа от наслаждения с пониманием откликнулся его собрат Муса, который уже плавал в бассейне. Он слушал рёв комиссара, как оркестр духовых инструментов любимой персидской армии. Ополоснувшись в бассейне, они уселись за стол в предбаннике и решили обменяться беседой, ради которой они собственно и встретились: «Говорят, твой Ленин уже одной ногой на том свете, Акоп-джан. Не знаешь, кто его заменит?» Нерсесов опрокинул стопку охлаждённой водки и закусив икрой, ответил с уверенностью, присущей капризным чекистам: « Троцкий. Больше некому.» Советник шаха положил в тарелку внушительный кусок осетрины-кябаб, притронулся рукой к упавшему достоинству комиссара и поправил его: «Клянусь твоей вкусной «тройкой», ты не в курсе.» Акоп в свою очередь ущипнул его за задницу: «Мне в ЧК известно даже о том, что творится у тебя в Тегеране. Клянусь твоей гостеприимной задницей!» Муса загадочно улыбнулся: «Ты же знаешь, как я тебя люблю, Акоп-ага!» После паузы подмигнул ему: « Для твоего же блага я тебе советую: постарайся перевестись в Москву, в аппарат Кобы. Не проиграешь, поверь старому другу». Вошёл Алирза со сменой сухих полотенец. Акоп показал на три портрета, висящих на стене предбанника: Ленина, Сталина и Троцкого: «Слушай, Алирза, ты почему до сих пор держишь на стене портрет этого сукиного сына?» Алирза, не понимая, подошёл к портретам и указательным пальцем провел по каждому из них. Иранец хитро засмеялся: «Он спрашивает тебя, какого из троих?» Акоп Нерсесов посмотрел долгим взглядом на джумадара: «Народ Азербайджана ещё долго будет вспоминать тебя, Алирза!» (продолжение следует)